История отношений Италии и России насчитывает, по меньшей мере, пять веков. Первыми итальянцами, приехавшими в Московию на заработки, были архитекторы и художники. Следом за ними, очарованные обхождением русских послов, щедрыми посулами злата и мягкой рухляди, потянулись медики, ученые, специалисты по военному делу.
Впрочем, иностранцы видели в Московии не только источник заработка. Их влекла сюда возможность реализовать свои творческие замыслы. Государь всея Руси обещал им свободу творчества. И слово свое держал.
После революции и прихода к власти большевиков тысячи людей разных национальностей – в том числе и итальянцы — обратили свой взор на новую Московию, надеясь найти в ней то, что искали их предки сотни лет назад. Идеи всемирного счастья, мировой революции, братства всех трудящихся были для них гораздо притягательнее мехов и злата.
Красная звезда на знамени страны с невиданным доселе общественным строем стала путеводной звездой для многих иностранцев. Да вот только завела она их вовсе не в светлое будущее…
Из цикла «Соблазненные страной советов»
В конце девяностых годов американские физики Ледерман, Штейнбергер и Шварц получили Нобелевскую премию за так называемую проблему двух нейтрино: электронного и мюонного. Еще одна Нобелевская премия за открытие в той же области физики элементарных частиц была вручена другому американскому ученому Райнесу, которому удалось зарегистрировать антинейтрино от реакторов.
По большому счету обе эти премии мог получить совсем другой человек — советский физик Бруно Понтекорво. Это его идеи легли в основу двух гениальных открытий, удостоенных высшей мировой награды…
Бруно Понтекорво родился в
1913 году в итальянском городе Пиза. Его родители были богатыми негоциантами.
Но в тридцатых годах их разорили пришедшие к власти фашисты. Бруно сначала
изучал физику в Пизанском университете, затем переехал в Рим и работал в
исследовательской группе у великого Ферми. Вместе с другими учениками Ферми он
участвовал в работах, заложивших основы нейтронной физики.
В тридцать шестом году Бруно Понтекорво вступил в подпольную компартию Италии.
Он был демократом и свободно мыслящим человеком. Живя в фашистской стране, он
ненавидел фашистский режим. Коммунисты казались ему тогда наиболее решительными
борцами с фашизмом.
Ферми помог Понтекорво получить национальную стипендию и выехать во Францию. До
сорокового года Бруно работал под руководством Федерика Жолио-Кюри. Когда
нацисты вошли в Париж, ему удалось бежать в Америку.
Какое-то время Понтекорво жил в США, потом в Канаде. Он был одним из ведущих
научных сотрудников совместного англо-канадского атомного исследовательского
проекта. После войны, в сорок восьмом, Понтекорво вернулся в Европу. Он принял
британское гражданство и приступил к работе в Харуэлле – главном
научно-исследовательском центре Великобритании по атомной энергии.
С конца тридцатых годов основной задачей английского центра Харуэлл, точно
также как и американской лаборатории Лос-Аламос, было создание ядерной бомбы.
И как ни чудовищно это звучит, но над оружием, способным уничтожить всю
человеческую цивилизацию, работали лучшие умы этой самой цивилизации.
Выдающиеся физики двадцатого века: Бор, Ферми, Оппенгеймер, Фукс, Понтекорво,
Гамов, Тейлор, Сциллард, Уиллер…
Только в английском проекте участвовало 12 нобелевских лауреатов! Нигде и
никогда в мире для решения одной задачи не собиралось в одном месте столь
блестящее созвездие умов…
На самом деле, конечно же, уничтожение человечества не было их целью. Они
просто пытались опередить Германию.
Оппенгеймер, Бор, Ферми и все остальные участники проекта были убежденными
противниками насилия. Они считали, что ядерную войну может предотвратить только
баланс ядерных сил. Наличие равного по мощности оружия у всех сторон могло, по
их мнению, коренным образом повлиять на мировую политику и изменить ход
истории.
Для некоторых из участников проекта было крайне важно, чтобы Советский Союз
также принял участие в создании ядерного паритета. Как основной противник
Германии и, следовательно, первая мишень. Но у глав стран-союзниц был свой взгляд
на эту проблему. И они-то как раз не собирались делиться военными секретами с
Советской Россией. Более того, зная об утечке информации, прилагали неимоверные
усилия, чтобы перекрыть источник…
В феврале 1943 года группа специалистов-криптологов из службы радиоразведки
вооруженных сил США приступила к расшифровке переписки Москвы с советскими
дипломатическими представительствами за рубежом. На то, чтобы взломать код
советских шифровальщиков понадобилось почти четыре года! И еще несколько лет
ушло на выяснение реальных имен советских агентов, скрытых под кличками и
псевдонимами.
По иронии судьбы, одного из важнейших советских атомных шпионов – Клауса Фукса
– вычислили в тот самый момент, когда в СССР прогремел первый ядерный взрыв. К
этому времени Фукс давно перебрался из Америки в английский Харуэлл.
Его арестовали в сентябре сорок девятого. В январе пятидесятого Фукс уже давал
показания. Летом начались аресты советских ядерных шпионов в Лос-Аламосе. И
параллельно продолжались проверка всех физиков, работавших вместе с Фуксом в
Харуэлле.
Больше всего подозрений у службы безопасности вызывал итальянец Бруно
Понтекорво. Но доказать его участие в шпионаже в пользу СССР не успели –
Понтекорво исчез. Вместе с семьей.
А через несколько дней в Подмосковной Дубне в Институте ядерных проблем АН СССР
появился новый руководитель лаборатории, профессор Бруно Максимович…
Существует много легенд о том, как советские спецслужбы вывозили Понтекорво из
Англии. Чаще всего в этих легендах фигурирует подводная лодка…
На самом деле Бруно, Марианна и трое их сыновей сначала отправились из Лондона
в Рим, якобы в гости к родственникам Понтекорво, затем из Рима вылетели в
Стокгольм, теперь уже к родственникам жены. Из Стогольма они переправились в
Хельсинки, оттуда на двух автомобилях добрались до границы России и пересели в
поезд. Это было в августе 1950 года.
Схема тайной доставки нужных людей из-за границы была отработана в Советской
России еще со времен Коминтерна. А может быть, и раньше, если вспомнить трех
известных пассажиров опломбированного вагона…
Вот, например, в двадцать третьем году соотечественника Понтекорво – коммуниста
и гениального авиаконструктора Роберто Бартини– агенты Коминтерна сначала вывезли из Милана в Берлин, затем из
Берлина переправили в Варшаву и уже оттуда доставили в Питер.
В Берлине операция чуть было не сорвалась. Агенты Мусслини совершили покушение
на Бартини. Ранение было тяжелым. Бартини перенес клиническую смерть, но выжил.
Роберто Орос ди Бартини родился на Адриатике в 1897 году. Его отцом был барон Людвиг ди Бартини, вице-губернатор провинции Фиуме.
Роберто был очень одаренным ребенком: увлекался спортом, физикой, математикой. Свободно говорил и читал на семи европейских языках. Великолепно рисовал, причем обеими руками. Сочинял стихи. Играл на фортепиано. Однажды Роберто увидел показательные выступления русского пилота Славороссова и увлекся авиацией.
Когда началась Первая Мировая война, Роберто Бартини мобилизовали в армию. Он закончил ускоренный выпуск Римской летной школы и отправился на Восточный фронт. Под Буковиной во время знаменитого «брусиловского прорыва» Бартини попал в плен. В лагерь для военнопленных под Хабаровском его везли через всю страну в товарном вагоне. Там, в лагере Бартини выучил русский язык, стал убежденным социалистом и… влюбился в Советскую Россию.
В двадцатом году Бартини депортировали в Италию. Он поселился в Милане, отказался от титула и наследства, жил в ночлежках, работал на заводе и учился заочно в политехническом институте. В двадцать первом году Бартини вступил в компартию Италии. Через год, когда к власти пришли фашисты, Бартини перешел на нелегальное положение. И – по одной из версий – стал работать на советскую военную разведку.
Ян Карлович Берзин, глава Разведуправления: «Благодаря деятельности агента Роберто Бартини… нам были доступны самые секретные документы, касающиеся всех заказов и состояния научно-опытных работ в воздушном флоте. Равно получались исчерпывающие сведения о самолетном составе и различные статистические данные».
Впрочем, в архивах спецслужб нет ни одного упоминания о Роберто Бартини: ни как о сотруднике ВЧК, ни как о сотруднике Разведупра РККА. И сам Бартини никогда не упоминал о своих связях с советской разведкой.
Да и историю своего бегства из Италии рассказывал несколько иначе. В ней не было ни Берлина, ни агентов Коминтерна, ни рокового выстрела. Бартини говорил, что просто угнал самолет, да и улетел…
Почему улетел именно в СССР? То ли потому что боялся провала, то ли потому что был идейным коммунистом, а может быть, просто потому что искренне любил Россию…
Внезапное бегство Понтекорво в СССР тоже объясняли по-разному. Одни говорили, что он был советским шпионом и боялся разоблачения. Другие считали, что Бруно Максимовича сманили в Дубну перспективой работать на самом большом — на тот момент – ускорителе в мире. Третьи думали, что Понтекорво, как и многие другие коммунисты-идеалисты, искренне верил в силу и правильность выбранного Россией пути.
Сам Бруно Максимович, как и Роберто Бартини, всегда отрицал, что работал на советскую разведку. А свой переезд в СССР объяснял так: «Когда Фукса арестовали, мы все полагали, что это полицейская провокация против коммунистов, поскольку выяснилось, что Фукс — коммунист. У нас и мысли не возникло, что Фукс — шпион, и мы считали, что это провокация в духе эпохи маккартизма, захлестнувшего Америку и начавшего распространяться в Англию».
Жена Бруно Понтекорво Марианна – шведка по происхождению – на вопрос, зачем они приехали в СССР, обычно отвечала: «Как зачем? Дальнейше строить коммунизм!»
Искусство соблазнения старо как мир. И правила этой игры не меняются тысячелетиями. На кону — душа. Субстанция нематериальная, но гораздо более ценная, чем сама жизнь.
Что жизнь? Ее легко отобрать. А вот получить ее в придачу к душе… Получить целиком и полностью, без остатка. Да еще так, чтобы жертва сама с благодарностью принесла бы ее на алтарь – вот главная цель соблазнения.
Самое сложное в этой игре – подобрать правильную отмычку к чужой душе.
Советская Россия мастерски владела искусством соблазнения и имела в своем арсенале полный набор отмычек. Большинству клиентов она предлагала свободу. В широком ассортименте. Свобода творчества, свобода личности, свобода выбора. К свободе обычно прилагались справедливость и равноправие.
Тем же, кто предпочитал что либо более осязаемое, обещали шикарные квартиры, госдачи, продуктовые пайки по первому разряду, высокие зарплаты и самые разнообразные государственные награды.
Но если в первом случае клиент, как правило, никакой свободы не получал, да вдобавок мог лишиться и того, что имел, включая жизнь. То во втором случае – никакого обмана не было. Ключи от пятикомнатных квартир выдавались исправно вместе с ленинско-сталинскими премиями и паюсной икрой…
Иногда для соблазнения особо нужных стране специалистов придумывались достаточно сложные комбинации.
Так было, например, с другим соотечественником Бруно Понтекорво – великим полярным исследователем и конструктором дирижаблей Умберто Нобиле.
В конце двадцатых годов лидером дирижаблестроения была Германия. За ней с небольшим отрывом следовала Италия. А Россия плелась в хвосте. Но очень хотела начать массовое производство дирижаблей и открыть регулярные воздушные линии между Москвой и Мурманском, отправлять грузы и пассажиров в Свердловск и даже в Новосибирск.
Именно поэтому генерал Нобиле представлял для Советской России особый интерес: как конструктор дирижаблей, инженер и технолог. А также как полярный исследователь — для изучения северных границ и территорий СССР.
Выманить Умберто Нобиле из Италии было крайне сложно. Он не был коммунистом, хотя и посматривал в сторону Советской России с симпатией. Не подвергался гонениям на родине – напротив, служил в ВВС Италии в чине генерала. И занимался своим любимым делом: строительством дирижаблей, то есть не бедствовал.
Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.
В мае 1928 года дирижабль «Италия», на котором Нобиле летел к Северному Полюсу, потерпел крушение близ острова Шпицберген.
Полярная драма тянулась больше месяца. Первым до дрейфующих на льдине добрался шведский летчик Лундборг, но он мог взять на свой самолет только одного пассажира. Экипаж «Италии» предоставил это право своему командиру – истощенному, обмороженному, с переломанными ногами.
Впоследствии это решение экипажа вышло Нобиле боком. Правительств Муссолини обвинило его в предательстве и в том, что командир спасал свою шкуру.
12 июля 1928 года к терпящим бедствие полярникам пробился советский ледокол «Красин». Эта спасательная экспедиция – внешне очень человечаня – стоила дорого, имела очень высокую степень риска и малый шанс на успех. Тем не менее, советский ледокол спас итальянских полярников. И вполне закономерно было предположить, что генерал Нобиле будет очень благодарен Советской России за спасение своего экипажа.
В тридцать первом году Умберто Нобиле вместе со своей дочерью Марией и любимой собачкой Титтиной приехал в Советский Союз строить дирижабли.
Формально Нобиле числился консультантом «Дирижабльстроя». В реальности выполнял обязанности и директора, и главного инженера, и генерального конструктора, а заодно и завхоза. Но зато ему создали отменные условия для жизни. И окружили заботой. Со всех сторон…
В одном из своих интервью, уже после возвращения в Италию, Нобиле признался: «В СССР меня лечили, за мной ухаживали, как ни в одной стране мира. Но ни на минуту не оставляли одного…»
Тотальная забота позволяла известным органам в двадцатые и начале тридцатых годов держать иностранных специалистов под контролем, на очень коротком поводке.
В конце тридцатых был изобретен еще один метод защиты высококлассных специалистов от вредного влияния окружающей среды – так называемое «изъятие». Изымались, как иностранные, так и советские граждане. На лесоповал ученых и конструкторов, к счастью, не отправляли, а распределяли по спецтюрьмам НКВД – шарагам.
Умберто Нобиле повезло, он успел уехать из СССР еще в тридцать шестом, а вот красному барону Роберто Бартини изъятия избежать не удалось.
Жизнь Бартини в СССР поначалу шла по привычной схеме. Получив советское гражданство, красный барон вступил в РККА и был назначен начальником отдела Чкаловского Научно-опытного аэродрома. В двадцать седьмом его перевели в Севастополь, там он дослужился до должности старшего инженера авиации Черного моря и получил звание комбрига. Затем вновь вернулся в столицу и стал главным конструктором особого КБ гидроавиации сразу при двух номерных авиазаводах.
В тридцать восьмом Бартини получил новую должность – зэка. И переехал из своей квартиры на Кутузовском проспекте в камеру спецтюрьмы – «Остехбюро № 29».
Правда, ему повезло с компанией: Туполев, Королев, физики Руммер и Сциллард…
Кстати, Бартини – единственный из них отмотал свой срок от звонка до звонка: 10 лет плюс 5 «по рогам». Так новая родина наградила красного барона за его вклад в советское авиастроение.
Если бы Бруно Понтекорво попал в Советскую Россию не в пятидесятом году, а лет на двадцать раньше – сидеть бы ему на тех же самых нарах в «остехбюро» вместе с коллегами Руммером и Сциллардом. Но Понтекорво приехал совсем в другую Россию.
Понтекорво рассекретили в пятьдесят пятом. До этого времени его имя нигде не упоминалось. Он вступил в КПСС, стал членом-корреспондентом Академии Наук, а затем и академиком.
Ему дали пятикомнатную квартиру в Москве, двухэтажный коттедж в Дубне, хорошую зарплату и машину, естественно…
На выходные он мог позволить себе слетать в Таллин, чтобы посмотреть там по финской программе Уимблдонский турнир. Отпуск проводил на Черном море – нырял с аквалангом, занимался подводной охотой…
Бруно Понтекорво был одним из основателей подводного плавания в СССР. Однажды в Алуште он случайно наткнулся на пограничника с автоматом. Выглядел Понтекорво очень подозрительно: акваланг заграничный, внешность не русская, говорит с акцентом, но уверяет при этом, что он советский академик! Естественно, пограничник решил, что поймал шпиона.
Понтекорво скрутили и доставили в камеру предварительного заключения. Ему пришлось просидеть на баланде 12 часов, пока выясняли, кто есть кто…
Бруно Максимович Понтекорво, как и большинство гениальных людей, был талантлив во всем, за что брался и чем увлекался.
Он был превосходным теннисистом, играл очень красиво и изобретательно. На велосипеде проделывал настоящие цирковые трюки. Виртуозно водил автомобиль. И мастерски разыгрывал знакомых и друзей.
Легендарные розыгрыши Понтекорво вошли в историю Дубны.
Однажды на первоапрельском семинаре он доложил об открытии новой частицы. Свой доклад сопровождал слайдами. Присутствующие уже готовы были начать поздравлять академика с мировым открытием, но тут Понтекорво показал последний слайд: «С 1 апреля!»
Комментарий — Георгий Сатаров: «Я очень хорошо помню две такие истории. Одна была связана с каким-то официальным мероприятием – конгресс физиков или что-то в этом духе. И он прислал туда поздравительную телеграмму. Эту телеграмму долго зачитывали, она была какая-то шибко удлиненная по отношению к жанрам телеграмм. А потом кто-то обратил внимание, что читать надо не телеграмму, а первые буквы каждой строки. И если первую букву каждой строки прочитать, то получается фраза: «Вы все дураки». Это одна хохма, которую про него рассказывали. Другая была более серьезной по основаниям, но не менее интересной по форме. Я так понимаю, у Бруно Максимовича возникли некоторые претензии к журналу «Доклады академии наук». Что там не критично отбирают статьи, редакторы в общем научное не читают и там может появиться любая ахинея. А надо сказать, что это один из престижных журналов и опубликоваться там можно было только по рекомендации академика. Это таков статут этого журнала. И вот приходит статья по рекомендации Бруно Понтекорво с фамилией неизвестного какого-то физика-теоретика. Статья называлась «О некоторых соотношениях между физическими константами». Ну, что такое физические константы – это скорость света, постоянная Планка и так далее, и так далее. Вот. И эта статья была опубликована. Через некоторое время пошел слух, что на самом деле это не статья, а произвольная нарезка из разных теоретических статей. То есть берутся ножницы, делается лапша, она перемешивается, слепливается, получается текст… Так и оказалось. Бруно Максимович таким образом доказал с помощью такого розыгрыша, что да, действительно, надо чуть сильнее работать в таких серьезных журналах».
Этот розыгрыш аукнулся потом Понтекорво, когда он помог Роберто Батини опубликовать его статью в одном серьезном физическом журнале.
Бруно Понтекорво и Роберто Бартини были дружны. И связывала их не только Италия. Гениальный авиаконструктор Роберто Бартини, создавший более 60 проектов уникальных самолетов, значительно опережавших свое время, считал своим настоящим призванием теоретическую физику. Но за всю жизнь ему удалось опубликовать только одну научную статью из этой области.
Теорию Бартини о шестимерном пространстве, в котором при определенных условиях можно путешествовать во времени, не мог в те годы принять ни один серьезный научный журнал. Но Понтекорво, использовав все свои связи и подключив академиков Келдыша и Боголюбова, «пробил» публикацию.
Естественно, мало кто поверил в «шестимерное пространство Бартини». Все посчитали это очередным розыгрышем Бруно Понтекорво. А некоторые бдительные товарищи математики даже написали жалобу в Отдел науки ЦК КПСС, они были оскоблены тем, что розыгрыш Понтекорво напечатали рядом с их гениальными работами.
Понтекорво вызвали в ЦК и потребовали объяснений по поводу самой статьи и вымышленного псевдонима. Возмущенный Бруно Максимович послал инструктора в… Оборонный отдел ЦК, заявив, что там все знают Роберта Людвиговича.
Да, конечно, в Оборонном отделе ЦК барона Ороса ди Бартини хорошо знали. Но вот сказать, что его ценили – было бы большой натяжкой.
Вообще очень трудно постичь логику режима в его отношениях с высококлассными специалистами и гениальными учеными. На их, скажем так, соблазнение и доставку в Советскую Россию тратились огромные средства. Но как только ученый оказывался в золотой клетке, режим по сути дела, терял к нему интерес.
Чем иначе объяснить тот факт, что великого физика, звезду мирового уровня, специалиста по ядерным технологиям Бруно Понтекорво не допускали к ядерному реактору?
А уникальные самолеты Бартини, оставшиеся только в чертежах? Его машины могли унести советскую авиацию в действительно заоблачные выси. Но на бумажных крыльях далеко ли улетишь? Только отдельные идеи Бартини воплотились в сталь, да и то в чужих проектах: крылья сверхзвукового Т-203 достались «Ту-144», фюзеляж авиабуса аэробусу. А экранопланом Бартини, смешно сказать, всерьез заинтересовались только… в нынешнем году!
Из воспоминаний авиаконструктора Олега Константиновича Антонова: «Бартини был и конструктором, и исследователем, пристально вглядывающимся в глубины материи. Энциклопедист, он непрестанно выдвигал чрезвычайно смелые идеи и оригинальные технические предложения, которые намного опережали свое время, и поэтому лишь часть из них воплотилась в металл, в самолеты. Но то, что не воплотилось в металл, сыграло роль катализатора прогресса мировой авиационной техники. Ему поразительно не везло, но он продолжал работать. Мы все в долгу у него…»
И Бартини, и Понтекорво сполна расплатились со своей новой родиной. Однако они могли дать ей еще больше, если бы родина захотела принять этот дар.
А вот с Умберто Нобиле ситуация сложилась прямо противоположная. От него потребовали совершенно невыполнимого: построить 425 дирижаблей за пять лет. И это в Советской России тридцатых годов. С ее тогдашним уровнем промышленности! Для сравнения: в Германии за 30 лет было построено всего 100 дирижаблей.
Нобиле обвинил советское авиационное руководство в авантюризме. И попытался объяснить, что между немецкими заводами «Цеппелина» и «Дирижабльстроем» в Подмосковном Долгопрудном не просто большая разница – пропасть.
Это сегодня Долгопрудный город с развитой инфраструктурой, почти Москва. А 80 лет назад это было заштатное, провинциальное местечко. Там не было не то что промышленной базы – даже обычных дорог! А еще не было ни квалифицированных инженеров, ни техников, ни рабочих, ни пилотов. Не было также оборудования для лабораторий завода, ангаров и эллингов.
Единственное, чем обеспечили итальянского гения дирижаблестроения – достойным жильем. И бытовые условия ему создали по высшему разряду…
Нобиле не оправдал возложенные на него надежды. Проект «Дирижабльстрой» закончился полным провалом. Даже сильно усеченный план в 60 дирижаблей за 5 лет так и не был выполнен. Единственным достижением можно было бы считать гигантский дирижабль «СССР В-6», установивший в 1936 году мировой рекорд длительности полета, если бы не одно «но». Рекорд этот был случайным, экипаж просто потерял ориентацию в сложных метеоусловиях и не мог приземлиться…
В тридцать шестом Нобиле вернулся на родину. После его отъезда почти все советские работники «Дирижабльстроя» были расстреляны за шпионаж в пользу Италии или сгинули в лагерях, обвиненные во вредительстве и саботаже. Из 9 итальянских специалистов, приехавших в Россию вместе с Нобиле, в живых остались только двое. Остальные семеро были расстреляны, а их семьи репрессированы.
Возможно, Нобиле даже не догадывался, куда делись его коллеги и земляки. Наверное, не знало об этом и правительство Италии, иначе генерала Нобиле вновь обвинили бы в том, что он бросил свой «экипаж»…
Нобиле до конца жизни сохранил теплые чувства к СССР. И всегда говорил: «Я прожил в России пять лет. Это был самый счастливый период моей жизни».
Роберт Бартини прожил в Советском Союзе 51 год. Был ли он здесь счастлив?
Из романа «Ро» Сергея и Ольги Бузиновских: «Странная это была жизнь. Его прекрасные самолеты чаще всего не строились, те, что строились, не летали, а которые летали – не шли в серию…»
Впрочем, сам Бартини говорил о своей работе: «Мое ремесло идет успешно». А на неудачи просто не обращал внимания.
Из книги Игоря Чутко, биографа Бартини: «Он просто отдавал свою идею людям и уже не думал о ней, загораясь следующей…»
Точно так же, как и Бартини, отдавал свои идеи коллегам Понтекорво. Но вовсе не потому, что терял к ним интерес. Просто в тогдашнем Советском Союзе он не мог экспериментально подтвердить свои открытия – не было соответствующего оборудования. А о том, чтобы организовать совместный эксперимент с каким-либо научным центром США или Англии невозможно было даже мечтать.
Вот поэтому две Нобелевские премии за экспериментальное подтверждение открытий Понтекорво получили американские физики…
Впрочем, у Бруно Максимовича и без Нобелевской премии наград хватало. Лауреат двух премий – Сталинской и Ленинской, два ордена Ленина, несколько других – более мелких – правительственных наград, медаль Этвеша…
Медаль Этвеша Понтекорво получил за свои работы по физике нейтрино. После награждения одна журналистка спросила академика: «Есть надежда, что нейтрино будет когда-нибудь приносить пользу людям?» Бруно ответил: «Почему будет? Некоторым оно уже сейчас приносит».
Бруно Максимович никогда не сожалел – по крайней мере, публично – о том, что переехал жить в Советскую Россию. Однако известно, что прожив в СССР четыре десятка лет, он изменил свое отношение к идеалам юности.
Из «Автобиографических заметок» Бруно Понтекорво: «Я придерживался левых политических убеждений. С самого начала это было, прежде всего, связано с моей ненавистью к фашизму и, как я теперь думаю, с чувством справедливости, привитым мне моим отцом. В период, длящийся с середины тридцатых годов вплоть до семидесятых, мои представления определялись категорией нелогичной, которую я сейчас называю «религией»: каким-то видом «фанатичной веры» (которая уже отсутствует), гораздо более глубокой, чем культ какой-либо одной личности… Я почти всю свою жизнь считал коммунизм наукой, но сейчас я вижу, что это не наука, а религия… Социализм потерпел неудачу, но требование справедливости в мире остаётся».
Однако Бруно Максимович не изменил своего отношения к России. И не уехал отсюда, даже когда у него появилась такая возможность.
До 59 года Понтекорво не выпускали за границу под фальшивым предлогом его безопасности. Потом разрешили ездить в страны соцлагеря. В Италию его впервые выпустили в 75 году. С этого времени Бруно Максимович проводил отпуск на родине, но каждый раз возвращался домой, в Подмосковную Дубну.
Из воспоминаний коллеги Бруно Максимовича Т.Д.Блохинцевой: «22 августа 1993 года Бруно Максимовичу исполнялось 80 лет. Он был в Италии, и в лаборатории не готовились к юбилею, отложив празднество на осень, когда все будут в сборе. И вдруг, совершенно неожиданно, Бруно Максимович возвращается в Дубну. Теперь мы понимаем, что неожиданностью это было только для нас, а для Бруно Максимовича это был глубоко обдуманный поступок, его последнее решение…»
Роберто Бартини тоже не вернулся на родину. И даже не предпринял ни одной попытки получить разрешение на обычную туристическую поездку в Италию. Мог. Но не захотел. Почему – неизвестно.
В этом доме Бартини прожил почти четверть века. Одна комната его квартиры была выкрашена в ярко-красный цвет – здесь Бартини впитывал энергию космоса. В другой комнате потолок был в звездах, а на стенах было нарисовано море с островами – здесь Бартини работал. Окна его квартиры всегда были закрыты плотными шторами, Бартини страдал редким заболеванием глаз, он не выносил яркого света. Говорили, что это было следствием того самого берлинского ранения.
Бартини работал на износ всю свою жизнь. Умер внезапно, в одночасье. Его нашли на полу в ванной только двое суток спустя.
В своем завещании Бартини написал: «Соберите сведения о всей моей жизни. Извлеките из нее урок…»
А Бруно Понтекорво умер в девяносто третьем году, через месяц после своего восьмидесятилетия. Говорят, что находясь в реанимации, он на мгновение пришел в сознание, посмотрел на хлопотавших вокруг него врачей и сказал: «Спасибо».
P.S. История отношений Италии и России насчитывает пять веков. За это время в России побывало множество итальянцев – специалистов в строительстве и военном деле, металлургии и торговле, науке и искусстве. Одни, отработав положенный по договору срок, вернулись домой. Другие – осели здесь и обрусели. А третьи сгинули в казематах ими же построенных крепостей…
Бартини, Нобиле, Понтекорво — три гениальных итальянца. Три разных судьбы. При всей несхожести в этих судьбах много общего. И Бартини, и Нобиле, и Понтекорво искренне любили страну, которая их, по большому счету, обманула. Они прожили здесь такую жизнь, что от иллюзий не должно было остаться и следа. Тем не менее, они продолжали любить Россию, вопреки логике и здравому смыслу. Вот что удивительно…