Последние восемь лет жизни его мучили кошмары. Днем и ночью. Неведомый голос нашептывал в ухо: ты ничтожество, ты не художник, ты горе своих близких, ты преступник, ты знаешь, что наказан, знаешь, за что – за то, что писал и Христа, и Демона…
Из цикла «Гении и злодеи уходящей эпохи»
Шестнадцатого февраля 1902 года Екатерина Ге, свояченица Врубеля, написала в своем дневнике: «В Москве горе и совершенно неожиданное. Врубель, кажется, сходит с ума».
Эта новость быстро облетела обе столицы. Тут же пошли разговоры, что Врубель лишился рассудка из-за своих Демонов. И всё остальное творчество художника лишь плод его безумия…
Москва. 1981 год
В январе 1891 года Московской художественной элите был представлен «Демон сидящий» Михаила Врубеля.
Грозный ангел с израненной человеческой душой, сидящий посреди чуждого ему мира и страдающий от людского несовершенства, был встречен холодно.
Мамонтов: «Вы видели, что он пишет? Я ничего подобного не видел никогда. Жуть берет!»
Серов: «Я этого не понимаю…»
Стасов: «Его произведения – чучела!»
Комментарий врача-психиатра: «Считается, что «Демона Сидящего» не приняли оттого, что не поняли. Так ведь именно это и нарисовал Врубель! Непонимание! Бесконечно одинокий, всеми отвергнутый ангел с израненной душой тоскует по живому миру, который отторгнул его. Современники не понимали Врубеля, потому что являлись психически здоровыми людьми, а у художника уже исподволь начинало развиваться психическое расстройство. Это картина об истоках неприкаянности, которые часто коренятся в детстве. И в первую очередь — в детстве самого автора картины».
Омск, 1856 год
Детство Миши Врубеля был нерадостным. Собственно, он его не очень и помнил, потому что детство – это мама, а мама умерла, когда ему было три года. Мальчик поздно начал ходить и постоянно страдал непонятной головной болью.
Мишу, двух его сестер и брата воспитывала вторая жена отца — Елизавета Христиановна Вессель. Она была талантливой пианисткой и сумела привить детям любовь к музыке.
Юному Мише так хотелось связать свою жизнь с искусством – музыкой или живописью, но отец был военным юристом и решил, что сын должен пойти по его стопам. Пришлось поступать на юридический факультет Петербургского университета…
Учился Врубель плохо. Вместо лекций и занятий пил, развлекался с «дамами полусвета». Диплом защитил кое-как, покорно отбыл воинскую повинность, год промучился в канцелярии военно-судного управления, а потом вдруг взял, да и круто изменил свою жизнь.
В 1880 году двадцатичетырехлетний неудавшийся юрист вновь стал студентом. На сей раз Петербургской Академии художеств.
Врубель попал в класс Павла Петровича Чистякова — не очень известного художника, но зато блестящего педагога. Он-то и разглядел необыкновенную одаренность Врубеля. И, когда профессор Прахов обратился к нему с просьбой порекомендовать какого-нибудь способного студента для реставрации фресок Кирилловской церкви, Чистяков, не задумываясь, назвал Врубеля.
В мае 1884 года, не закончив Академию, Михаил Врубель уехал в Киев.
Сойдя с поезда, он обратился к какому-то прохожему: «Сударь, как мне найти Кирилловскую церковь?» Прохожий ответил: «Возьмите извозчика и скажите ему, чтобы отвез вас к дому для умалишенных…»
Комментарий врача-психиатра: «Как тут не поверить в судьбу, не поверить в предначертание? С начала 19-го века в Кирилловской богадельне находилось помещение для душевнобольных. Поэтому можно сказать, что Врубель начал свою живописную карьеру в доме умалишённых. И, по иронии судьбы, в таком же печальном учреждении он её завершит».
Киев, 1884 год
Нарядная Кирилловская церковь находилась на территории психиатрической лечебницы. Реставрацией этой действующей церкви и всеми работами по внутренней отделке нового Владимирского храма руководил известный историк искусства, археолог и меценат, в недавнем прошлом профессор Петербургского университета Адриан Викторович Прахов.
Дом Прахова в Киеве был открыт для молодых талантливых художников. И в то же время считался одним из самых модных киевских салонов, где устраивались блестящие приемы и званые вечера. На этих вечерах царила жена Прахова – Эмилия Львовна. Опытная, самоуверенная красавица, настоящая светская львица, окруженная толпой поклонников.
Естественно, Врубель влюбился.
Точнее так: его угораздило влюбиться в жену патрона.
Он слагал ей сонеты и дарил акварели. Эмилия Львовна только посмеивалась. Подарки принимала, но на загородный пикник уезжала не с Мишей, а с каким-нибудь гусарским полковником.
Тогда Врубель начал рисовать свою любимую. И на отреставрированных им византийских фресках двенадцатого века то тут, то там стало проступать лицо Эмилии Львовны. Кого бы ни писал Врубель – ангела, архангела, великомученика или Богоматерь – у всех были черты Праховой. Сходство было настолько очевидным, что его нельзя было не заметить. И Прахов не выдержал: «Михаил Александрович, должен вас предупредить, ваше неумеренное восхищение моей супругой компрометирует ее. К тому же портретное сходство в иконописи неуместно. Боюсь, если так пойдет дальше, о новом заказе и речи быть не может!»
Венеция, 1884 год
В ноябре 1884 года Врубель отправился в Венецию. По официальной версии — для изучения техники мозаики, необходимой для отделки Владимирского собора. Но на самом деле Прахов просто отослал молодого художника подальше от своей жены.
Врубель прожил в Венеции полгода. Изучал творчество великих итальянских мастеров – Тициана, Веронезе, Беллини. Писал иконы для Кирилловской церкви. Лучшая из них – «Богоматерь с младенцем». Нужно ли говорить, чьи глаза и чьи губы вспоминал Врубель, когда писал лик Богоматери?
Когда Врубель вернулся в Киев, Прахов отказал ему в возобновлении работы. И от дома тоже отказал.
Врубель не находил себе места. Уехал из Киева в Одессу. Через несколько месяцев вернулся. Запил. Потом увлекся какой-то заезжей танцовщицей и бурный свой роман демонстрировал всему городу – чтобы уж до Эмилии Львовны слухи дошли наверняка…
Постоянной работы не было, только случайные заработки. Иногда друзья-художники, расписывавшие Владимирский собор, уступали Врубелю какую-то часть своей работы. Втайне от Прахова, конечно же. Иногда какие-то заказы давал киевский собиратель живописи Терещенко.
Врубель бедствовал отчаянно. Однажды он не смог расплатиться за обед в ресторане. С трудом уговорил хозяина взять в залог акварель. Через пару дней принес деньги. Хозяин с радостью вернул рисунок. Тот обед стоил два рубля. А та акварель – этюд к «Восточной сказке» — украшает сегодня Русский музей.
Именно в эти тяжелые годы возник в душе художника образ Демона. Именно тогда он начал работу над своей будущей картиной.
В 1886 году к сыну в Киев ненадолго приехал отец. Михаил показал ему наброски «Демона сидящего». Своими впечатлениями от работы сына Александр Михайлович поделился с женой: «На первый взгляд Мишин Демон показался мне злою, чувственною, пожилой бабой».
Все наброски первого киевского демона Врубель уничтожил. Но можно смело предположить, что прообразом «злой бабы» ему послужила все та же Эмилия Львовна.
Коровин однажды случайно увидел, что вся грудь Врубеля исполосована шрамами. «Тебя, Миша, черт драл?» — спросил Коровин. Врубель ответил: «Черт? Да, верно. Это был черт в юбке… Просто я любил одну женщину, а она меня не любила. Вот я и резал себя бритвою, чтобы душа не так болела…»
Комментарий врача-психиатра: «Нанесение самоповреждений характерно для депрессивных больных, которые пытаются заглушить мучительную душевную тоску физической болью. Этот феномен имеет свой биологический механизм. Чтобы уменьшить боль, организм начинает вырабатывать морфиноподобные вещества, так называемые эндогенные опиаты. Действуя наркотически, они уменьшают болезненные ощущения, а заодно и выраженность тоски».
Москва, 1890 год
Переезд в Москву был случайным. Врубель отправился в Казань навестить заболевшего отца, на обратной дороге остановился в Москве, и тут у него закончились деньги. Выручил друг — Константин Коровин. Он познакомил художника с известным меценатом и покровителем художников Саввой Ивановичем Мамонтовым.
В тот день, когда Коровин привел Врубеля в дом Мамонтова, у Саввы Ивановича как раз гостил Илья Ефимович Репин. Репин сидел за обеденным столом с блокнотом и карандашом и набрасывал портрет хозяйки. Врубель заглянул в блокнот мэтра и сказал: «Илья Ефимович, а ведь вы рисовать не умеете». Все буквально онемели от такой наглости. Мамонтов отвел Коровина в сторону и спросил: «Костя, кто он такой?» Коровин ответил: «Он гений, Савва Иванович, простите его».
Мамонтов обладал чутьем на таланты и не жалел денег на искусство. Васнецов, Поленов, Серов, Репин, Коровин были частыми гостями Саввы Ивановича в его имении в Абрамцево и в Московском доме на Садово-Спасской. Для бездомных гениев в доме Мамонтова была обустроена спальня с пятью кроватями. Здесь в 1890 году и поселился Врубель. Сестре Анне он писал: «Я отлично устроился у Мамонтова. Работаю над “Демоном”. Остальное время провожу между кавалькадами и спаньем».
Своего «Демона Сидящего» Врубель закончил в ноябре 1890 года. Картина не была принята современниками. Ни критиками, ни коллегами, ни даже близкими родственниками. Но Врубеля это нисколько не расстроило. Он заявил: «Ваше отрицание дает мне веру в себя!»
Комментарий врача-психиатра: «Именно в этом 1890 году у Врубеля отмечаются первые заметные окружающим патологические изменения личности. Будучи и раньше поклонником спиртного, он постепенно переходит на «одиночное пьянство», на выпивки со случайно встреченными людьми. И в опьянении становится порой невыносимым. Отношение близких к нему меняется самым негативным образом».
Жена Мамонтова — Елизавета Григорьевна — потребовала от мужа гнать взашей художника, который то расписывает храмы, то рисует демонов. Но Савва Иванович Врубеля не выгнал, напротив, уступил ему под мастерскую свой кабинет — там освещение было лучше и места больше.
Через год по заказу художника Петра Кончаловского Врубель нарисует иллюстрации к лермонтовскому «Демону».
«Печальный Демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землей,
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой;
То не был ада дух ужасный,
Порочный мученик - о нет!
Он был похож на вечер ясный:
Ни день, ни ночь,- ни мрак, ни свет!»
Поленов, Серов, Коровин, Репин, Васнецов – хоть и не приняли нового врубелевского Демона, но поняли, что на художественном небосводе взошла звезда первой величины. Впрочем, и публика, громче всех кричавшая об одержимости художника дьяволом, начала скупать его работы. Врубель вошел в моду. Заказы полились рекой: картины, оформление домов, мозаики, панно…
Екатерина Ге записала тогда в своем дневнике: «…странное дело, сумасшедшему Врубелю все, больше чем никогда, поверили, что он гений. И его произведениями стали восхищаться люди, которые прежде не признавали его».
Комментарий врача-психиатра: «И это не удивительно. У зрителей подсознательно сработал ранее отсутствующий критерий оценки – образ гения должен включать в себя некий элемент «безумности»! К этому времени приступы тоски у Врубеля становятся всё тяжелее, а депрессия 1886 года продолжается почти шесть месяцев. И художник впервые, к счастью временно, теряет способность писать».
В начале 1886 года Савва Иванович Мамонтов отправил Врубеля в Петербург – писать декорации к постановке частной оперы «Гензель и Гретель».
Вообще-то ехать должен был Коровин, но он заболел.
Петербург, 1896 год
Он влюбился в голос. Хотелось бы сказать: «с первого взгляда», но нет — он влюбился, не глядя, едва услышав, как она поет.
Врубель вошел в полутемный зал Панаевского театра, где шла репетиция оперы Гумпердинка «Гензель и Гретель», и замер ошеломленный. Со сцены лился волшебный голос Надежды Забелы. Едва дождавшись перерыва, он побежал за кулисы.
Позже Надежда Забела вспоминала: «…Я была поражена и даже несколько шокирована тем, что какой-то господин подбежал ко мне и, целуя мою руку, воскликнул: «Прелестный голос!»
Они обвенчались в Швейцарии 28 июля 1896 года. Врубелю было сорок, Забеле – двадцать восемь. Он – модный художник, гений, мамонтовский протеже. Она – талантливая актриса, «корсаковская певица». Римский-Корсаков специально под нее ставил «Псковитянку», «Майскую ночь», «Снегурочку», «Моцарта и Сальери», «Сказку о царе Салтане»…
Врубель принимал самое близкое участие в творчестве жены. Помогал ей работать с ролью, придумывал фантастические по сложности театральные костюмы и грим. По эскизам Врубеля Надежде шили наряды и шляпки для повседневной носки. Надежда всегда признавала, что вкус у ее мужа был более изысканный, чем у нее самой. И доверяла чутью художника.
Врубель обожал свою жену и восторгался ею. На одну только оперу «Садко», где Забела пела царевну Волхову, Врубель ходил девяносто раз! Он говорил: «Все певицы поют, как птицы, а Надя – как человек!» И рисовал теперь только ее, свою музу.
Следующие пять лет были самыми счастливыми в жизни Врубеля. Плодотворными в творческом плане и благополучными в житейском. Именно в эти годы Врубель создал почти все свои самые знаменитые картины. «Утро», «Полдень» и «Вечер». «Пан», «Сирень», «К ночи». Портреты Мамонтова и Забелы. Он занимался живописью, графикой, скульптурой, монументальными композициями, театральными декорациями, оформлением интерьеров…
Комментарий врача-психиатра: «От счастья сходят с ума только в романах. А Врубель в состоянии повышенного настроения – гипомании, становится особенно продуктивным. Это характерно для многих творческих личностей. Только не будем забывать, что повышенная продуктивность вызывается у него начальным этапом тяжелейшей болезни, первичным поражением мозга токсином. Ещё в 1892 году он заразился сифилисом. Задумываясь о своей судьбе, Врубель провидчески говорил друзьям, что его ждёт «ужасная будущность». Так что 1898 год условно можно считать началом его тяжёлой и неизлечимой в то время психической болезни – прогрессивного паралича».
В 1899 году умер отец Врубеля. Эта тяжёлая потеря подтолкнула душу художника к обрыву. С нее началось падение в бездну. В том году Михаил Врубель вернулся к своим Демонам и написал «Демона летящего».
Бенуа: «Возвращаясь в своих созданиях постоянно к „Демону», он лишь выдавал тайну своей миссии. Он сам был демон, падший прекрасный ангел, для которого мир был бесконечной радостью и бесконечным мучением…»
Стасов: «В своих «Демонах» Врубель дает ужасающие образцы непозволительного и отталкивающего декадентства».
Комментарий врача-психиатра: «Сам Врубель не считал своего Демона ни чертом, ни дьяволом. Он говорил, что «черт» по-гречески просто «рогатый», дьявол — «клеветник». А Демон — значит «душа» и «олицетворяет собой вечную борьбу мятущегося человеческого духа, ищущего примирения обуревающих его страстей, познания жизни и не находящего ответа на свои сомнения ни на земле, ни на небе». Художник был прав. В его душе действительно происходила противоречивая борьба нарастающего психического расстройства и гениального творчества. И на каких-то этапах болезнь подхлёстывала гений Врубеля до создания мировых шедевров, но, в конце концов, раздавила и убила его».
Москва, 1901 год
В сентябре 1901 года у Надежды Забелы и Михаила Врубеля родился сын. Его назвали Саввой, в честь Мамонтова. Ребенок появился на свет с врожденным дефектом – «заячьей губой».
Больше всего на свете Врубель ценил изящество. Не только в рисунке, но и в одежде. Он покупал себе новую рубашку, если у старой пачкались манжеты. Он мог остаться без обеда, продать за гроши какую-нибудь свою картину, чтобы только купить лишний цилиндр, пару белоснежных перчаток или черных гамаш. Васнецов и Коровин говорили про Врубеля: «Европеец, гонористый пан, не то, что мы с тобой, утюги!»
И вот у этого «гонористого пана», у которого все должно быть самым лучшим, самым красивым, рождается сын с дефектом.
Надежда Ивановна приняла рождение больного ребенка с мужественным смирением. Михаил Александрович сначала пришел в ужас. Ужас сменился жалостью. А жалость перешла в болезненное обожание. Причем все эти перемены произошли едва ли не за неделю.
Когда Савве исполнилось пятнадцать дней от рождения, Врубель уже утверждал, будто наблюдает у мальчика зачатки творческих способностей. Он написал сестре: «Саввочка необыкновенно пристально смотрит и все рассматривает…»
Комментарий врача-психиатра: «И Врубелю, и его жене казалось, что рождение сына не помешает продолжению их светской жизни. Они планировали поехать с грудным ребёнком за границу выставлять «Демона», который уже был нарисован углём. Задуманному помешало не рождение сына, а очередное ухудшение психического заболевания художника».
Через месяц после рождения сына Врубель впал в депрессию. Стал неразговорчив, на целые дни уходил в мастерскую. Жене говорил: «Наш род обречен на вырождение. В этом – только моя вина».
Но в чем эта вина – не объяснял.
И вновь вернулся к своим Демонам.
Врубель заказал огромный холст. Он стоял у мольберта по двадцать часов подряд. Писал, зачищал, начинал заново, в нетерпении зелеплял куски непросохшего холста газетами и писал по ним. Иногда на Врубеля накатывали приступы агрессии, и тогда он выбегал из мастерской на улицу. Однажды избил извозчика. В другой раз – газетного репортера.
Надежда Забела-Врубель в отчаянии писала Римскому-Корсакову: «Вообще это что-то неимоверно странное, ужасное. В нем как будто бы парализована какая-то сторона его душевной жизни… Ни за один день нельзя ручаться, что он кончится благополучно».
Врубель почти не ел, бросил умываться и бриться, перестал спать. Спать он не мог. Стоило ему задремать, как во сне являлся Демон и требовал немедленно становиться за мольберт.
«Демон поверженный» был закончен в декабре 1901 года.
Женственно-хрупкое, почти бесплотное и бесполое существо синеватого цвета — словно мертвая ощипанная птица с изломанными крыльями — распростерто в ущелье. Но глаза Демона горят гневом. В исступленном, больном взгляде явно угадывается злобное нежелание смириться с поражением. Где Врубель нашел такие глаза? Такой взгляд? В зеркале…
В начале 1902 года «Демона поверженного» привезли в Питер – на выставку «Мир искусства». Полотно произвело настоящую сенсацию. Пока шла выставка, Врубель приходил к своему Демону каждое утро и… переписывал картину. То менял нос. То глаза. В иные дни Демон становился особенно страшен. В другие дни – жалок. Врубель полностью погрузился в своего Демона. Он не мог от него оторваться.
Бенуа: «Верится, что Князь Мира позировал ему… Эти сеансы были сплошным издевательством и дразнением. Врубель видел то одну, то другую черту своего божества… и в погоне за этим неуловимым он быстро стал продвигаться к пропасти, к которой его толкало увлечение проклятым. Его безумие явилось логичным финалом его демонизма».
Волошин: «Нечто общее есть между безумием Ницше и безумием Врубеля, в этом пребывании тела здесь, на земле, в то время, как гениальный дух уже покинул его…»
Блок: «Нить жизни Михаила Александровича мы потеряли не тогда, когда он сошел с ума, но гораздо раньше, когда он создавал мечту всей своей жизни – «Демона».
Комментарий – врач-психиатр: «Спровоцированный болезнью «бешеный подъём сил» помогает первое время творчеству, но усиление бреда величия, двигательное возбуждение и неадекватные поступки в итоге снова приводят художника в психиатрическую лечебницу..
Доктор Усольцев, который лечил Врубеля, считал, что его творчество не только вполне нормально, но так могуче и прочно, что даже ужасная болезнь не могла его разрушить. Надо заметить, что психиатр часто склонен воспринимать необычное творчество душевнобольных, как вполне понятное. Понятное ему, психиатру. Обыкновенные зрители так не считали.
Предполагают, что в периоды обострения психического расстройства у Врубеля возникали так называемые онейроидные состояния сознания, при которых в единое целое сливаются реальные представления и болезненные галлюцинации. Для онейроида типична фантастичность и сказочность переживаний. А что может быть фантастичнее врубелевского «Демона»?!»
В марте 1902 года Надежда Забела уговорила мужа обратиться к врачам. Врубеля обследовал Владимир Михайлович Бехтерев – знаменитый психиатр и невропатолог. Он-то первым и обнаружил у Врубеля сухотку спинного мозга – поражение нервной системы вследствие перенесенного сифилиса. Так, спустя годы, аукнулась Врубелю его университетская разгульная молодость. Бехтерев предупредил Надежду, что следующим этапом будет безумие, затем слепота. Все его прогнозы, к сожалению, сбылись. И очень скоро.
Михаила Александровича поместили в клинику Сербского. Он пробыл там почти год. Вышел сломанный, выжженный изнутри, но почти выздоровевший. О Демонах своих больше не вспоминал. Объявил, что отныне будет рисовать только жену и сына.
Киев, 1903 год
В мае 1903 года чета Врубелей отправилась в Киевскую губернию к Владимиру Владимировичу фон Мекку – богатому промышленнику, меценату и большому поклоннику Врубеля. Фон Мекк купил «Демона поверженного».
По дороге остановились переночевать в Киеве. Ночью Саввочке внезапно стало плохо. Через двое суток он умер от крупозного воспаления легких…
Саввочку похоронили на Киевском кладбище. Через несколько дней Врубель почувствовал, что его рассудок не выдерживает, и сам попросил жену определить его в какую-нибудь психиатрическую лечебницу.
Надежда отвезла его сначала в Ригу, потом в клинику Сербского в Москве. Летом 1904 года Врубеля перевели в частную лечебницу доктора Усольцева.
Комментарий – врач-психиатр: «Лечебница доктора Усольцева (сейчас это Центральная областная психиатрическая больница на улице 8 Марта в Москве) больше походила на санаторий, где пациенты отдыхали от внешнего мира, давая возможность миру отдохнуть от себя. Федор Арсеньевич лечил своих пациентов теплыми ваннами, молоком со снотворным и искусством. Концерты для больных часто давали московские и заезжие знаменитости. Там выступала и Надежда Забела».
Здесь произошло последнее возвращение Врубеля к жизни. Он стал есть, спать, много и увлеченно рисовать. Причем из-под карандаша его выходили теперь рисунки светлые и спокойные.
Через несколько месяцев Врубель вышел из лечебницы здоровым человеком. Почти здоровым. Но через год все повторилось вновь – приступы безумия, галлюцинации, бред. А еще Врубель начал слепнуть.
Весной 1905 года Михаил Врубель вернулся в клинику доктора Усольцева. Перед отъездом в Москву он устроил прощальный вечер, пригласил друзей юности, профессора Чистякова. Напоследок попросил Надежду свозить его в Панаевский театр. Туда, где они встретили друг друга.
Надежда Забела была единственной настоящей любовью Врубеля. Даже погружаясь в пучины безумия, в худшие свои времена, он относился к своей Надюше с бесконечной нежностью.
В одном из последних писем жене Врубель писал: «Милая моя Надюша, драгоценность моя бесценная, фиалка моя, роза моя Ширазская, ни йоты не возьму назад из моего письма, я раб твой, что подумаешь только, сделаю, я неспособен и несколько часов провести в разлуке с тобой».
В 1906 году Михаил Врубель написал свою последнюю картину – портрет Брюсова. Дальше работать он уже не мог, потому что окончательно ослеп.
Последний год жизни художник провел в Петербургской клинике доктора Бари под строгим надзором врачей. Едва ослабевал присмотр, Врубель начинал изнурять себя многочасовыми ночными стояниями, пока не падал от слабости. Он говорил, что за такие муки Бог обещал подарить ему новые глаза из изумруда. А жене жаловался на… воробьев. Говорил, что он прилетают и чирикают ему: «Чуть жив, чуть жив…». Не странно ли – фамилия «Врубель» в переводе с польского значит «воробей».
Петербург, 1910 год
На праздники Надежда Ивановна всегда забирала мужа из клиники домой. Новый 1910 год они встретили вместе. Михаил Александрович был на удивление спокоен. Надежда Ивановна обрадовалась – муж выздоравливает. Но однажды ночью она застала его раздетым возле открытой форточки. Врубель решил простудиться и умереть. Пришлось срочно отправлять его обратно в клинику, под присмотр врачей.
Не помогло.
В конце февраля Врубель слег с воспалением легких. 1 апреля 1910 года художника не стало. Его похоронили на Новодевичьем кладбище в Петербурге.
Через три года Надежда Ивановна Забела дала свой последний концерт. Смерть ребёнка, длительная болезнь и смерть мужа не прошли бесследно для её психики, вызвав депрессивное развитие личности. В ночь после концерта она покончила жизнь самоубийством.
Единственным, кто произнес речь над могилой Врубеля, был Александр Блок.
«Он оставил нам своих Демонов, как заклинателей против лилового зла, против ночи. Перед тем, что Врубель и ему подобные приоткрывают человечеству раз в столетие, я умею лишь трепетать. Тех миров, которые видели они, мы не видим».